Министр любви [cборник рассказов] - Александр и Лев Шаргородские

— Мы теряли неделю, — заметил я.

«Негреско» мы покинули ровно в полдень.

Когда мы притащились на вокзал со всеми нашими тюками, выяснилось, что поезда сегодня не ходят — была забастовка.

Первый должен был пойти в полночь. Естественно, без остановки в Эзе.

— Эвакуация! — сказала Лия.

Мы решили взять такси, но в одну машину никак не помещались, и пришлось взять две.

— Был бы Нонико… — начала Лия.

Мы помчались по горной дороге, вынырнуло море, махали пальмы, жаркий август обнимал нас.

— Они не могли бы сделать попрямее дороги, — заметила Лия, — кружится голова.

Мы летели вперед, врывались в туннели, выскакивали.

— Что‑то мы долго едем, — заволновалась Лия, — спроси, они останавливаются в Эзе?

Такси в Эзе остановилось, правда одно — в горном, наверху, а другое — в морском.

— Черт знает что, — чертыхалась Лия, — куда они завезли Катю с Пумой? Ребенку пора есть!

— Не волнуйтесь, мадам, — успокаивал таксист, — в верхнем Эзе лучший ресторан Франции «Горный козел».

— Пусть он скачет, этот козел, — ворчала Лия, — у меня полные сумки продуктов!

Вскоре на горной тропинке показались Катя с Пумой. Они тащили лодку.

— Чтоб она сгорела, — сказала Лия, — бросьте лодку! Бросьте ее к чертовой матери!

Я побежал наверх помочь им. Гора была выжжена лесным пожаром. Справа стояла обгорелая вилла с колоннами. Потолком служило небо, среди камней росла дикая трава. На почерневшей баллюстраде сидел ворон.

— Это хозяйка виллы, — объяснил мне Пума, — она не успела покинуть дом и превратилась в ворона. Она была аристократка.

— Бредни таксиста, — сказала Катя.

— Кар — рр… — прокаркал ворон.

— Спускайтесь, — неслось снизу, — что вы там торчите?! Уже двенадцатый час. Мне еще надо готовить котлеты!

Навьюченные, мы двинулись на поиски виллы «Рояль».

Солнце стояло в зените, искрилось море, пели цикады, шастали электрички — виллы не было.

Мы устали, сели на поваленное дерево, и Лия начала делать нам бутерброды. У нее всегда были силы.

Мы сидели на пинии, на фоне моря, в летнем пении птиц и ели булочки с сыром, колбасой, курицей.

— Не забудьте про яйца, — повторяла Лия, — у меня двенадцать яиц!

Затем Лия начала разливать напитки — кофе, чай, молоко, айс — ти — она знала, где что лежит и доставала, не глядя.

— Если ты ищещь сигареты, — сказала она, — в левом тапочке, в рюкзаке. Зажигалка в чайнике…

Так мы сидели, как Святое семейство на пути в Египет. Пума уснул, и Лия взяла его на руки — она его никому не доверяла.

Мы шатались и шатались, но никто не знал виллы по имени «Рояль».

Наконец мы встретили старика с удочкой.

— Вот она, — сказал он, — вы прямо над ней. Видите крышу?

Крышу мы видели, но подойти не могли — вилла стояла внизу, и никакая дорожка к ней не вела.

— Прыгать я не буду! — предупредила Лия.

— Зачем прыгать? — спросил рыболов. — В ста метрах туннель. Спускайтесь — и прямо доберетесь.

Мы пошли туннелем. Он был темный, гулкий, сверху капало.

Наконец мы вышли, прямо на гальку, к морю, и глазам нашим предстала вилла.

Это была лачуга, хижина из досок, с соломенной крышей, под которой было выведено «Вилла РОЯЛЬ».

Она была без оконных рам и стекол, и ее раскачивало, как шхуну в море.

— Это дача? — спросила Лия. — Это баржа! Я на барже жить не буду!

Я не переношу качки. У папы моего было три баржи, но я никогда не поднималась на борт ни одной из них! Даже когда их вытаскивали на берег.

— Подожди, — сказал я, — возможно, внутри хорошо, уютно, как в кают — компании…

Мы хотели войти, но ключа под порогом не оказалось. Мы искали его на крыше, в траве, меж досок — всюду было пусто.

— Хозяйка мне трижды писала, что ключ под порогом, — повторял я.

— Зачем барже ключ? — наконец спросила Лия, — у папы было три баржи и ни одного ключа! Входите через окно, крышу, дверь! — она нажала на ручку, — вот, она открыта!

Мы вошли. На «вилле» было четыре комнаты — коморки. В каждой стояла циновка. В салоне — стол, три стула. Всюду лежали бумажки.

«— Не садиться!» — было написано на стульях. «- Не облокачиваться!» — на столе. На стиральной машине красовалось: «- Белье не стирать!» На циновках ничего не было, но когда мы легли — они провалились.

Я включил лампу — она тут же перегорела. «- Свет не включать!» — успел я прочесть под выключателем.

— Майн Гот, — сказала Лия, — у нас в Мозыре корова жила в лучшем хлеву. И мы с нее не брали ни копейки… Двенадцать тысяч!..

Снизу донеслись какие‑то возгласы и крики. Пума в патио обнаружил шланг и поливал из него посетителей ресторана «Вернись в Сорренто», который находился прямо под виллой.

— Arrêtez! — кричали посетители, — vous êtes fous ou quoi?!

Пума продолжал. Мы бросились к нему, вырвали шланг и попытались выключить воду. Кран крутился легко, но вода не выключалась.

В свете луны мы прочитали: «- Воду не отключать!»

А что с ней было делать? Мы не знали, куда направить шланг.

Он вырывался и продолжал поливать окружающих — уже в другой части ресторана, для некурящих.

— Pas possible! — вопили некурящие.

Вскоре прибежал хозяин — в белой сорочке, красном широком поясе, с него стекала вода.

— Мсье — дам, — произнес он, — только не включать телевизор!

Взрывается!

Затем он повернулся к шлангу.

— Та geule! — сказал он, и шланг заткнулся.

— Tenez! — хозяин протянул нам два счета — один за подмоченный «poisson», второй — за закрытие крана.

— Меня зовут Витторио, — представился он и скрылся в ресторане.

Оттуда вновь запел Марио Ланца.

«— Вернись, я все прощу!» — пел он.

Музыка играла всю ночь — Ланца, Карузо, неаполитанские песни.

Уснуть не мог никто. Окна зияли. Лия все ждала, что полетят камни или кто‑то залезет.

К пяти мы уснули…

И тут появились пляжники. Они шли в «Вернись в Сорренто», который утром работал как платный пляж.

Доносились смех, возгласы, разговоры, наконец, на Лию упала банановая кожура. Она долго изучала ее.

— У Пумы нет бананов, — наконец произнесла она, — я пошла в магазин.

— В такую рань? — спросил я.

— А что ребенок будет кушать? Вы спите, спите…

Она взяла поношенную сумку и потащилась через туннель.

Пума уже крутился возле шланга. Нажимал, дергал, тянул — струя не появлялась.

Вышла заспанная Катя.

— Спать, — приказала она, — еще семь часов!

— Я уже поспал, — ответил Пума.

— Кому я сказала?!

— Ты отравляешь мне жизнь, — заметил Пума.

— Молчать, — взорвалась Катя, — та guele!

Из шланга тут же хлынула вода.

— Та guele! — повторила Катя.

Вода заткнулась, и Катя пошла досыпать.

Пума сидел в патио и печально смотрел на шланг. Затем он оглянулся — нет ли поблизости мамы — и прошептал: Та guele!..

Нас разбудили крики с пляжа:

— Arrêtez! Vous êtes fous ou quoi?

Когда мы выскочили, Витторио уже стоял со счетом в руках.

— По утрам вы тоже едите poisson? — спросила Катя.

— По утрам круасаны, мадам, — ответил он, — douze croissants et dix pains au chocolat.

Появилась Лия с пустой сумкой.

— Мы в открытом море, — сообщила она, — я оббегала весь поселок — ни одного магазина!

— Зачем вам магазин? — спросил Витторио, — я беру вас на полный пансион. Восемьсот франков со всей семьи! Ребенок — бесплатно! — он потрепал Пуму по волосам. — Впридачу — педало!

— Мерси, — сказала Лия, — мы уже позавтракали в «Негреско»…

— Хочу в ресторан, — завопил Пума, — дядя сказал «бесплатно».

— Бесплатно — с родителями! — заметил Витторио.

— Хочу педало! — вопил Пума.

— D’accord! — согласился Витторио, — если вы одним глазком будете посматривать ночью, чтобы меня не обворовали — всем бесплатный кофе с круасанами, а при обнаружении воров — педало! Ca va?

Каждое утро под флагами наций мы хлебали кофе с круасанами, но Пума потерял сон.

Он лежал в своей кроватке, крутил башкой и ждал воров. Волшебный «педало» проплывал в его мозгу…

Грабителей мы ловили трижды.

Первый раз Пума заметил, что кто‑то там ходит, услышал скрипы, шепот, и, наконец, увидел две башки. Мы тут же позвонили Витторио.

Он прибыл с двумя полицейскими и с собакой.

Двери в ресторан оказались открыты. Полиция ворвалась — воры жарко целовались. Это была пара влюбленных.

Они долго тряслись от страха, и Лия поила их горячим молоком.

Второй раз Пума снова увидел две башки, и Лия подтвердила:

— Мужики, — сказала она, — никакие не влюбленные! Звоним!

Витторио прибыл в том же составе. Это опять оказались влюбленные. Лия не могла придти в себя.

— Два борова! Какой стыд!

Молоком она их не поила.

Третий раз Витторио не приехал.