Министр любви [cборник рассказов] - Александр и Лев Шаргородские
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы теряли неделю, — заметил я.
«Негреско» мы покинули ровно в полдень.
Когда мы притащились на вокзал со всеми нашими тюками, выяснилось, что поезда сегодня не ходят — была забастовка.
Первый должен был пойти в полночь. Естественно, без остановки в Эзе.
— Эвакуация! — сказала Лия.
Мы решили взять такси, но в одну машину никак не помещались, и пришлось взять две.
— Был бы Нонико… — начала Лия.
Мы помчались по горной дороге, вынырнуло море, махали пальмы, жаркий август обнимал нас.
— Они не могли бы сделать попрямее дороги, — заметила Лия, — кружится голова.
Мы летели вперед, врывались в туннели, выскакивали.
— Что‑то мы долго едем, — заволновалась Лия, — спроси, они останавливаются в Эзе?
Такси в Эзе остановилось, правда одно — в горном, наверху, а другое — в морском.
— Черт знает что, — чертыхалась Лия, — куда они завезли Катю с Пумой? Ребенку пора есть!
— Не волнуйтесь, мадам, — успокаивал таксист, — в верхнем Эзе лучший ресторан Франции «Горный козел».
— Пусть он скачет, этот козел, — ворчала Лия, — у меня полные сумки продуктов!
Вскоре на горной тропинке показались Катя с Пумой. Они тащили лодку.
— Чтоб она сгорела, — сказала Лия, — бросьте лодку! Бросьте ее к чертовой матери!
Я побежал наверх помочь им. Гора была выжжена лесным пожаром. Справа стояла обгорелая вилла с колоннами. Потолком служило небо, среди камней росла дикая трава. На почерневшей баллюстраде сидел ворон.
— Это хозяйка виллы, — объяснил мне Пума, — она не успела покинуть дом и превратилась в ворона. Она была аристократка.
— Бредни таксиста, — сказала Катя.
— Кар — рр… — прокаркал ворон.
— Спускайтесь, — неслось снизу, — что вы там торчите?! Уже двенадцатый час. Мне еще надо готовить котлеты!
Навьюченные, мы двинулись на поиски виллы «Рояль».
Солнце стояло в зените, искрилось море, пели цикады, шастали электрички — виллы не было.
Мы устали, сели на поваленное дерево, и Лия начала делать нам бутерброды. У нее всегда были силы.
Мы сидели на пинии, на фоне моря, в летнем пении птиц и ели булочки с сыром, колбасой, курицей.
— Не забудьте про яйца, — повторяла Лия, — у меня двенадцать яиц!
Затем Лия начала разливать напитки — кофе, чай, молоко, айс — ти — она знала, где что лежит и доставала, не глядя.
— Если ты ищещь сигареты, — сказала она, — в левом тапочке, в рюкзаке. Зажигалка в чайнике…
Так мы сидели, как Святое семейство на пути в Египет. Пума уснул, и Лия взяла его на руки — она его никому не доверяла.
Мы шатались и шатались, но никто не знал виллы по имени «Рояль».
Наконец мы встретили старика с удочкой.
— Вот она, — сказал он, — вы прямо над ней. Видите крышу?
Крышу мы видели, но подойти не могли — вилла стояла внизу, и никакая дорожка к ней не вела.
— Прыгать я не буду! — предупредила Лия.
— Зачем прыгать? — спросил рыболов. — В ста метрах туннель. Спускайтесь — и прямо доберетесь.
Мы пошли туннелем. Он был темный, гулкий, сверху капало.
Наконец мы вышли, прямо на гальку, к морю, и глазам нашим предстала вилла.
Это была лачуга, хижина из досок, с соломенной крышей, под которой было выведено «Вилла РОЯЛЬ».
Она была без оконных рам и стекол, и ее раскачивало, как шхуну в море.
— Это дача? — спросила Лия. — Это баржа! Я на барже жить не буду!
Я не переношу качки. У папы моего было три баржи, но я никогда не поднималась на борт ни одной из них! Даже когда их вытаскивали на берег.
— Подожди, — сказал я, — возможно, внутри хорошо, уютно, как в кают — компании…
Мы хотели войти, но ключа под порогом не оказалось. Мы искали его на крыше, в траве, меж досок — всюду было пусто.
— Хозяйка мне трижды писала, что ключ под порогом, — повторял я.
— Зачем барже ключ? — наконец спросила Лия, — у папы было три баржи и ни одного ключа! Входите через окно, крышу, дверь! — она нажала на ручку, — вот, она открыта!
Мы вошли. На «вилле» было четыре комнаты — коморки. В каждой стояла циновка. В салоне — стол, три стула. Всюду лежали бумажки.
«— Не садиться!» — было написано на стульях. «- Не облокачиваться!» — на столе. На стиральной машине красовалось: «- Белье не стирать!» На циновках ничего не было, но когда мы легли — они провалились.
Я включил лампу — она тут же перегорела. «- Свет не включать!» — успел я прочесть под выключателем.
— Майн Гот, — сказала Лия, — у нас в Мозыре корова жила в лучшем хлеву. И мы с нее не брали ни копейки… Двенадцать тысяч!..
Снизу донеслись какие‑то возгласы и крики. Пума в патио обнаружил шланг и поливал из него посетителей ресторана «Вернись в Сорренто», который находился прямо под виллой.
— Arrêtez! — кричали посетители, — vous êtes fous ou quoi?!
Пума продолжал. Мы бросились к нему, вырвали шланг и попытались выключить воду. Кран крутился легко, но вода не выключалась.
В свете луны мы прочитали: «- Воду не отключать!»
А что с ней было делать? Мы не знали, куда направить шланг.
Он вырывался и продолжал поливать окружающих — уже в другой части ресторана, для некурящих.
— Pas possible! — вопили некурящие.
Вскоре прибежал хозяин — в белой сорочке, красном широком поясе, с него стекала вода.
— Мсье — дам, — произнес он, — только не включать телевизор!
Взрывается!
Затем он повернулся к шлангу.
— Та geule! — сказал он, и шланг заткнулся.
— Tenez! — хозяин протянул нам два счета — один за подмоченный «poisson», второй — за закрытие крана.
— Меня зовут Витторио, — представился он и скрылся в ресторане.
Оттуда вновь запел Марио Ланца.
«— Вернись, я все прощу!» — пел он.
Музыка играла всю ночь — Ланца, Карузо, неаполитанские песни.
Уснуть не мог никто. Окна зияли. Лия все ждала, что полетят камни или кто‑то залезет.
К пяти мы уснули…
И тут появились пляжники. Они шли в «Вернись в Сорренто», который утром работал как платный пляж.
Доносились смех, возгласы, разговоры, наконец, на Лию упала банановая кожура. Она долго изучала ее.
— У Пумы нет бананов, — наконец произнесла она, — я пошла в магазин.
— В такую рань? — спросил я.
— А что ребенок будет кушать? Вы спите, спите…
Она взяла поношенную сумку и потащилась через туннель.
Пума уже крутился возле шланга. Нажимал, дергал, тянул — струя не появлялась.
Вышла заспанная Катя.
— Спать, — приказала она, — еще семь часов!
— Я уже поспал, — ответил Пума.
— Кому я сказала?!
— Ты отравляешь мне жизнь, — заметил Пума.
— Молчать, — взорвалась Катя, — та guele!
Из шланга тут же хлынула вода.
— Та guele! — повторила Катя.
Вода заткнулась, и Катя пошла досыпать.
Пума сидел в патио и печально смотрел на шланг. Затем он оглянулся — нет ли поблизости мамы — и прошептал: Та guele!..
Нас разбудили крики с пляжа:
— Arrêtez! Vous êtes fous ou quoi?
Когда мы выскочили, Витторио уже стоял со счетом в руках.
— По утрам вы тоже едите poisson? — спросила Катя.
— По утрам круасаны, мадам, — ответил он, — douze croissants et dix pains au chocolat.
Появилась Лия с пустой сумкой.
— Мы в открытом море, — сообщила она, — я оббегала весь поселок — ни одного магазина!
— Зачем вам магазин? — спросил Витторио, — я беру вас на полный пансион. Восемьсот франков со всей семьи! Ребенок — бесплатно! — он потрепал Пуму по волосам. — Впридачу — педало!
— Мерси, — сказала Лия, — мы уже позавтракали в «Негреско»…
— Хочу в ресторан, — завопил Пума, — дядя сказал «бесплатно».
— Бесплатно — с родителями! — заметил Витторио.
— Хочу педало! — вопил Пума.
— D’accord! — согласился Витторио, — если вы одним глазком будете посматривать ночью, чтобы меня не обворовали — всем бесплатный кофе с круасанами, а при обнаружении воров — педало! Ca va?
Каждое утро под флагами наций мы хлебали кофе с круасанами, но Пума потерял сон.
Он лежал в своей кроватке, крутил башкой и ждал воров. Волшебный «педало» проплывал в его мозгу…
Грабителей мы ловили трижды.
Первый раз Пума заметил, что кто‑то там ходит, услышал скрипы, шепот, и, наконец, увидел две башки. Мы тут же позвонили Витторио.
Он прибыл с двумя полицейскими и с собакой.
Двери в ресторан оказались открыты. Полиция ворвалась — воры жарко целовались. Это была пара влюбленных.
Они долго тряслись от страха, и Лия поила их горячим молоком.
Второй раз Пума снова увидел две башки, и Лия подтвердила:
— Мужики, — сказала она, — никакие не влюбленные! Звоним!
Витторио прибыл в том же составе. Это опять оказались влюбленные. Лия не могла придти в себя.
— Два борова! Какой стыд!
Молоком она их не поила.
Третий раз Витторио не приехал.